Мой граф - Страница 26

Она выдернула свой шейный платок из его разжавшихся пальцев, прошла к окну и оглянулась на него через плечо.

Грегори ничего не сказал. И не пошевелился.

Вот и хорошо.

– А теперь я пойду, – сказала она, не оборачиваясь. – До свидания.

Но, завязывая шейный платок, она в глубине души испытывала разочарование от того, что Грегори не последовал за ней. Она бы предпочла целовать его, чем стоять одной у этого окна, которое выглядело холодным, квадратным и исключительно практичным. Весь боковой двор был завален кучами дров, у подножия которых плескались огромные лужи.

Она подергала раму, но та не поддавалась. Ну что ж, наверняка надо просто как следует дернуть…

– Она наглухо закрашена, – сказал Грегори. – Ты разве не помнишь, что я пробовал открыть ее, когда мы только вошли сюда?

– Я забыла, – буркнула Пиппа в стекло. Она забыла, потому что, когда они вошли сюда, представляла, будто они женаты, вместе едут в Париж и что сегодня заночуют в этой придорожной гостинице на кровати, предназначенной для двоих.

Воображение рисовало ей, что произойдет. Пиппа не знала наверняка всех подробностей, но достаточно хорошо представляла себе это. То, о чем она грезила ночами, думая о Грегори. Должно быть, это ужасно смущающе, но с ним будет восхитительно и незабываемо – настоящее большое приключение.

Конечно, глупо с ее стороны предаваться подобным фантазиям. Наверное, у нее жар и она бредит. Или это виски ударило ей в голову.

Пиппа повернулась к Грегори лицом.

– Десять минут уже прошли?

– Осталось еще шесть, – отозвался он, посмотрев на свой брегет. – Но я готов открыть дверь прямо сейчас, если ты спокойно выйдешь в нее и направишься прямиком в мою карету.

– Да это же часы дядюшки Берти. – Сердце тихонько екнуло, когда она подумала: что, интересно, делает в эту минуту ее дорогой престарелый родственник?

– Да, – подтвердил Грегори, сунув часы обратно в кармашек жилета. – Он подарил их мне вчера вечером, когда я пообещал позаботиться о тебе. – Грегори плюхнулся на стул и качнулся вместе с ним назад – его любимое занятие с тех пор, как он был мальчишкой. – Полагаю, смена темы – способ сказать, что ты не готова сотрудничать.

Она подошла к нему, шаркая своими мужскими башмаками по полу, и тихонько толкнула его бедром в плечо.

– Целовать меня едва ли означает заботиться обо мне. И ты обещал, что мы уйдем через десять минут, буду я сотрудничать или не буду.

– Ты уже была весьма уступчивой пленницей. – Грегори, заложив руки за голову, не сводил глаз с пылающего в камине огня и выглядел олицетворением раскованного джентльмена. Раскованного, красивого джентльмена. – Мы могли бы вернуться к тому, что делали.

Пиппа почесала нос и отступила на шаг.

– Я не смогла бы целовать тебя целых шесть минут, даже если бы захотела.

– О, еще как смогла бы.

– Ха. – Она недоверчиво хмыкнула. – Поцелуи не могут длиться так долго. Мы же задохнемся.

– Это как волшебство, – сказал он горящему камину. – Каким-то чудом не задыхаешься.

– Но, – нахмурилась она, – джентльмен не должен целовать женщин так часто и так долго. Это… это ведет к беспутной жизни.

– И что же в ней плохого?

– Ничего… если ты дурак. Но ты-то не дурак. Тебе не обмануть меня ни на секунду. Ты не хочешь беспутной жизни.

Грегори пожал плечами:

– Ты слишком много думаешь, лейтенант.

Ах, это старое прозвище! Оно согрело ей сердце и еще больше сблизило с ним, хотя она не собиралась ему об этом говорить.

– А ты слишком мало, капитан, – сказала она его макушке. Ей так безумно хотелось пропустить эти блестящие черные локоны сквозь пальцы.

Он встал, и передние ножки стула с громким стуком ударились об пол.

– Послушай меня. – Грегори навис над ней. – Ты не можешь ехать в Париж – да и какой смысл, даже если поедешь? Месье все равно не согласится обучать тебя. Разве нельзя изучать это искусство по книгам?

– Это не то же самое. Вот ты, например, ты можешь изучать проектирование зданий по книгам? И разве не лучше делать это с учителем, который поможет тебе достичь наивысшего мастерства?

– Учитель предпочтительнее, но в твоем случае это нереально. И что ты собираешься делать после того, как обучишься у месье искусству сахарной скульптуры?

– Вернусь домой ко всем ним, – ответила Пиппа. – К дяде Берти, маме, Брику, другим слугам и к вересковой пустоши, после того, как изучу все, что можно. Когда снова стану жить в Дартмуре, то буду весьма и весьма востребована. К тому времени я научусь упаковывать и доставлять свои изделия, и люди станут платить баснословные суммы за мои произведения.

– Ты же леди, Пиппа. Ты должна выйти замуж, родить детей. Твой долг перед семьей – составить хорошую партию, разве не так?

Она вздохнула:

– Ты же знаешь ответ. Разумеется, так. Но вересковая пустошь, – она схватила его за руки, – она говорит каждый день, и даже своей тишиной говорит гораздо громче любых сплетен, Жабы, мамы и всех ожиданий, которые навязывают мне с самого детства. Пустошь говорит, что у меня есть только один шанс. – Она с силой стиснула его руки. – Этот шанс – зажить своей жизнью. И я собираюсь им воспользоваться.

Он высвободил свои руки, подошел к окну и выглянул в него.

– Мы теперь взрослые. – Когда он вновь повернулся к ней, его голос звучал спокойно. – Сегодня на тебя напал негодяй, который будет все отрицать, если его обвинить. Я думал, что ты где-нибудь в саду или внизу, когда проходил утром мимо твоей комнаты и обнаружил, что тебя нет. Хоторн и Трикл уже убрали все улики, которые могли бы изобличить его.